Вот с цветов и начнём. Почему именно цветы мы покупаем и дарим? Не адресует ли это море цветов нас к богине плодородия Деметре и её дочери Персефоне. Играя на лугу, полном цветов, Персефона была унесена в мрачный подземный Аид страшным правителем мира мёртвых Гадесом. После долгого компромисса между богами Персефона смогла вернуться на землю к матери и лишь на зимний период возвращаться к мужу в тёмный Аид. Так она стала проводником или посредником между двумя мирами, миром живых и миром мертвых. Отмечая весной возвращение Персефоны, греки погружались в таинство цикличности жизни, когда за смертью неизбежно следует новая жизнь. Расцветающие цветы - символ возвращения жизни, после долгих месяцев зимнего умирания и депрессии богини плодородия Деметры.
Так кому же мы покупаем и дарим все эти цветы, не Великой ли богине? Не отмечает ли наше бессознательное в этих советских праздниках великую мистерию умирания и возрождения, пришедшую на место запрещённой тогда Пасхи.
23 февраля, проходя мимо сельского кладбища, я видел следующую трогательную картину: мужчина с девочкой принесли две гвоздики на могилу, видимо, деда этого человека. На камне был изображён красивый военный. Так вот не умершего ли бога-героя, первопредка, мы почитаем в этот день? А через две недели отмечаем чудесное возвращение великой богини.
Если принять эту гипотезу тогда понятно почему день защитника и день солидарности превратился просто в мужской и женский день. Время отбросило очередную умершую религию коммунизма и вернуло архетипическое ядро мифа и ритуала. Но почему же тогда мы не идём в обоих случаях в храм. Не только потому, что храм старых богов давно разрушен, а новый храм устраивает лишь небольшой буквально религиозный процент населения.
Прежде всего, потому что храм давно перебрался в наши близкие отношения. Роберт Джонсон интерпретирует романтическую любовь как перенос сакрального религиозного инстинкта в реальные отношения в паре. Мы проецируем внутреннего бога и богиню на партнёра. Поэтому часто женщина чувствует, что цветы дарят ритуально и не ей, а скорее невидимой богине. А мужчина чувствует, что подаренные носки можно положить в гроб умершего предка и сбрызнуть его подаренными духами.
Джонсон считает, что духовная составляющая из парных отношений должна вернуться в храм. Но мне это кажется частью естественного развития духа. Вначале духовность обнаруживается на небе, затем в других людях, а затем уже можно обратиться к себе. Но, к сожалению, в этой весенней мистерии мы сохраняем метафору разделения или даже войны между полами. В начале женщины почитают мужского первопредка, а затем мужчины несут цветы на алтарь богини. Эта война прекратится, когда мы поймём, что граница между мужским и женским лежит не между реальными людьми, а проходит через сердце или мозг каждого. Чем сильнее в психике мужчины или женщины будут развиты оба пола и чем больше гармонии будет между ними, тем меньше неравноправия и гендерных стереотипов останется снаружи. Теперь яснее ответ на первый вопрос: чувство гендерно-праздничной неловкости очень похоже на неловкость человека, участвующего в плохо понятной ему религиозной церемонии.