Все новости
Тяжесть и легкость жизни
26 янв. 2018
314
Именно эта полярность точно отражает наши ощущения о качестве жизни. От радости и любви мы взлетаем, не чувствуем земли под ногами. От горя, утраты, провала у нас на плечах тяжёлая ноша. А известный герой переживал свою неудачу как давление атмосферного столба. Мы говорим о тяжёлой и лёгкой работе, тяжёлых и лёгких отношениях и даже тяжёлых и лёгких людях. Самое известное и любимое мной произведение М. Кундеры называется парадоксально «Невыносимая лёгкость бытия».
Важной целью психотерапии является облегчение страдания. Чтобы понять, как облегчить, важно понять, как мы его утяжеляем. Алхимики хотели превратить тяжелый свинец в лёгкое золото. Но как быть со свинцом депрессии, как её трансмутировать в глубину сочувствия?
Гриндер, автор НЛП, писал, как с помощью номинализации мы утяжеляем жизнь, превращая процесс в объект. Так, например, процесс горевания мы превращаем в объект – горе. Чтобы отличить объект от номинализации он предлагал проверить, можно ли его положить в тачку. Если можно – объект, если нет – номинализация. Тогда психотерапевт, следуя предлагаемой Гриндером Метамодели превращает, точнее возвращает номинализацию в процесс. Для нас важно понять, что это не превращение, не фокус, не подмена реальности, а возвращение к его истинной сути. А как раз буквализация и материализация и являются подменой, производящей тяжесть. У Гриндера это было возвращение от поверхностной структуры речи к глубинной. Возвращение утраченного на поверхности контекста.
Когда Гриндер рассказал этот прием Грегори Бейтсону, тот спросил: «А я – это номинализация?» «Нет, Я - это местоимение» - как настоящий отличник ответил Гриндер. И только много позже понял глубину вопроса Бейтсона. Я - это главная номинализация. Здесь очень важно понять, что Я - это процесс, а возможно даже совокупность разных процессов. Упрощая и номинализируя эти процессы, называемые Я, до субъекта, подобного объекту, я тоже создаю тяжесть бытия. Я не только делаю тяжёлым объект, материализуя, я утяжеляю субъект.
Значит, чтобы трансмутировать свинец тяжести, необходимо превратить объекты и субъекта в процессы. Вернуть страдающему от тяжести пациенту процессуальное восприятие, например, как это делает Арни Минделл, следуя даосской мудрости. Но можно пойти и дальше, понимая, что большая часть страданий и создаются материализацией или буквализацией как себя, так и объекта.
Здесь мы прямо двигаемся к пониманию буддистской практики как психотерапии. В ней чётко намечены пути этой дебуквализации восприятия. Путь ощущения пустотности и иллюзорности любого объекта как абстрактно выделенного, их неразрывности, мира, состоящего из пустоты сил и взаимодействий. Путь понимания способности ума создавать и растворять любую мысль и форму. Путь понимания неразрывности связи между наблюдателем и наблюдаемым. Так мы двигаемся к дематериализованной, связной и зависимой от состояния сознания картине мира. В этой картине мира лёгкость восприятия так же естественна, как сопричастность и чувствительность. Потому что дебуквализация и связанная с ней лёгкость неверно ассоциируется с витанием в облаках и потерей сострадания. То есть в тяжёлых состояниях мы материализуем и утяжеляем переживания, сжимая пространство в чёрную дыру замкнутой в себе депрессии.
Депрессия часто понимается как уход в потерю чувствительности и контакта с миром, чтобы не переживать невыносимых страданий. Как предельное затаивание животного в ужасе уничтожения, когда все процессы затормаживаются. В психотерапии важно раскрытие языка, сознания из ограниченного, предельно сжатого ядра страха и подавленности в свободное пространство дематериализованной лёгкости. То есть чем больше сжатия, расщепления на эго и объект, тем больше тяжесть и потеря чувствительности. Чем меньше буквальности, соединения субъекта и объекта, тем больше лёгкости и чувствительности. Думаю, буддистская дебуквализация противоположна буквальности экзистенции, в которой человек отделён от остальных и пребывает в отделенном и конкретном страдании. Но такое расширение пространства возможно, если сам терапевт свободен, а, следовательно, в нём достаточно тепла любви для превращения льда ужаса сжатия в воду сочувствия и принятия. А что вы думаете про эту непростую тему?
Важной целью психотерапии является облегчение страдания. Чтобы понять, как облегчить, важно понять, как мы его утяжеляем. Алхимики хотели превратить тяжелый свинец в лёгкое золото. Но как быть со свинцом депрессии, как её трансмутировать в глубину сочувствия?
Гриндер, автор НЛП, писал, как с помощью номинализации мы утяжеляем жизнь, превращая процесс в объект. Так, например, процесс горевания мы превращаем в объект – горе. Чтобы отличить объект от номинализации он предлагал проверить, можно ли его положить в тачку. Если можно – объект, если нет – номинализация. Тогда психотерапевт, следуя предлагаемой Гриндером Метамодели превращает, точнее возвращает номинализацию в процесс. Для нас важно понять, что это не превращение, не фокус, не подмена реальности, а возвращение к его истинной сути. А как раз буквализация и материализация и являются подменой, производящей тяжесть. У Гриндера это было возвращение от поверхностной структуры речи к глубинной. Возвращение утраченного на поверхности контекста.
Когда Гриндер рассказал этот прием Грегори Бейтсону, тот спросил: «А я – это номинализация?» «Нет, Я - это местоимение» - как настоящий отличник ответил Гриндер. И только много позже понял глубину вопроса Бейтсона. Я - это главная номинализация. Здесь очень важно понять, что Я - это процесс, а возможно даже совокупность разных процессов. Упрощая и номинализируя эти процессы, называемые Я, до субъекта, подобного объекту, я тоже создаю тяжесть бытия. Я не только делаю тяжёлым объект, материализуя, я утяжеляю субъект.
Значит, чтобы трансмутировать свинец тяжести, необходимо превратить объекты и субъекта в процессы. Вернуть страдающему от тяжести пациенту процессуальное восприятие, например, как это делает Арни Минделл, следуя даосской мудрости. Но можно пойти и дальше, понимая, что большая часть страданий и создаются материализацией или буквализацией как себя, так и объекта.
Здесь мы прямо двигаемся к пониманию буддистской практики как психотерапии. В ней чётко намечены пути этой дебуквализации восприятия. Путь ощущения пустотности и иллюзорности любого объекта как абстрактно выделенного, их неразрывности, мира, состоящего из пустоты сил и взаимодействий. Путь понимания способности ума создавать и растворять любую мысль и форму. Путь понимания неразрывности связи между наблюдателем и наблюдаемым. Так мы двигаемся к дематериализованной, связной и зависимой от состояния сознания картине мира. В этой картине мира лёгкость восприятия так же естественна, как сопричастность и чувствительность. Потому что дебуквализация и связанная с ней лёгкость неверно ассоциируется с витанием в облаках и потерей сострадания. То есть в тяжёлых состояниях мы материализуем и утяжеляем переживания, сжимая пространство в чёрную дыру замкнутой в себе депрессии.
Депрессия часто понимается как уход в потерю чувствительности и контакта с миром, чтобы не переживать невыносимых страданий. Как предельное затаивание животного в ужасе уничтожения, когда все процессы затормаживаются. В психотерапии важно раскрытие языка, сознания из ограниченного, предельно сжатого ядра страха и подавленности в свободное пространство дематериализованной лёгкости. То есть чем больше сжатия, расщепления на эго и объект, тем больше тяжесть и потеря чувствительности. Чем меньше буквальности, соединения субъекта и объекта, тем больше лёгкости и чувствительности. Думаю, буддистская дебуквализация противоположна буквальности экзистенции, в которой человек отделён от остальных и пребывает в отделенном и конкретном страдании. Но такое расширение пространства возможно, если сам терапевт свободен, а, следовательно, в нём достаточно тепла любви для превращения льда ужаса сжатия в воду сочувствия и принятия. А что вы думаете про эту непростую тему?