Влюбиться в молодость

Помню сильные чувства пациентки после дня рождения дочери: «Я влюбилась во всех её мальчиков, мне со всеми хотелось флиртовать. Но я понимаю, что влюбляюсь не в них, я влюбляюсь в свою молодость».

А может быть, не в свою, а в молодость как архетип? Давайте отбросим понятную биологическую обречённость тянуться к молодым телам во власти эгоистичного гена. Так же вынесем за скобки и инцестные желания, когда возникает виртуальный роман с одноклассницей дочери, как в «Красоте по-американски» или буквальный секс со взрослым одноклассником сына. Что можно увидеть в этом более интересного символического?

Что мы видим, глядя на эти молодые лица выпускников школы? То же, что и в ребёнке – огромный потенциал. Мы хорошо знаем, что психика ребёнка открыта для любого языка и любой культуры. Возможно, пока мы можем предложить детям в качестве образования намного меньше чем то, на что способен их мозг.

С древних времён в ребёнке мы видим надежду на спасение. Юнг писал, что рождение ребёнка во сне - это рождение Спасителя. Спасителя, освободителя, открывателя, целителя. В юном человеке ещё сохраняется этот потенциал ребёнка, но уже видны силы и возможности для его осуществления. Позже, когда этот потенциал обретёт форму, эта нежная красота будущего исчезнет и превратится в зрелые черты, а потом и они сморщатся, готовясь умереть. Но пока мы видим молодых героев и героинь. Сами став тем, кем стали, мы продолжаем внутри себя нести этот образ вечного юноши или вечной девушки. «А женщины немолодые - всё это девушки седые». Вот этот образ спасительного потенциала мы и проецируем на молодых.

Возможно, именно от потери его мы так страдаем, когда перестаём его видеть в зеркале за сеткой морщин. Но если этот образ – архетип, он не может умереть, он бессмертен. Почему во многих духовных системах Бог не изображается мудрым седым старцем? Нас значимо больше притягивает образ юного бога или богини, в нём ощущается потенциал и неподверженность влиянию времени. Помните богов и богинь олимпа, они не старели, оставаясь вечно молодыми.

Если забрать эту проекцию на реальных молодых людей себе, то можем признать, что молодой бог или богиня всегда с тобой. Что за ними стоит архетип твоей вечной души, не подверженной никаким изменениям старости и смерти. Как неизменной остаётся природа света. Возможно, тогда динамика развития образа Анимы и Анимуса - это просто дебуквализация или растворение биологического. Когда наша любовь и наша душа освобождается от конкретности и объектности. Если на первом уровне мы видим Еву и Тарзана, на четвёртом уровне мы имеем дело с Софией и Гуру. Но должны ли София и Гуру выглядеть как старики?

Если мы возвращаемся к духовному потенциалу, он может быть символизирован красотой и сексуальностью юности. Понимание и развитие такого символизма может избавить нас от ненужной буквальности в отыгрывании фантазии о сексе с молодостью. Каждому времени своё. Чем хуже секс с внутренней богиней или богом? Именно в этом, а не в буквальном, сексе - сила тантрических практик, когда мандала твоего космоса превращается в мандалу юного бога. Думаю Набоков, как феноменолог, уловил этот архетип в Лолите, но ему не хватило видеть сквозь буквальное. Он не мог предложить никакого лекарства Гумбольдту, потому что сам его не знал. Лекарство предлагает Евтушенко в своём отличном стихотворении «Нет лет».

Любить.
Быть вечным во мгновении.
Все те, кто любят,—
Это гении.

Но тут главный вопрос: как любить? Если моя способность любить не развивается и остаётся настолько же буквальной, я проецирую внутреннюю богиню вовне и, не замечая этой проекции, превращаясь в старика Козлодоева. Или я, как у Евтушенко, могу увидеть в седине свет? Или я вижу в каждом потенциал, вижу Будду и люблю любовью сострадания, любовью, излучаемой богиней моей внутренней мандалы.