Юнгианская психотерапия по своим внешним признакам не сильно отличается от традиционной психоаналитической терапии. Как правило, это индивидуальная терапия, когда аналитик работает с конкретным клиентом. Насчет того, как называть анализируемого – пациентом или клиентом – идет много споров, но в целом предпочтителен второй вариант.
Источник: Юнгианская психотерапия
В процессе терапии происходит взаимное обогащение и изменение двух людей – и клиента, и ментора. В этом смысле ключевое различие между традиционным психоанализом и юнгианской терапией заключается в том, что в последней очень большая роль отводится контрпереносу.
Юнгианский аналитик изначально выступает для своего клиента в качестве «кривого зеркала» со своими комплексами и тараканами. Он должен понимать и осознавать то, с какими клиентами он может работать, а с какими возможны проблемы (например, если клиент гей, а психотерапевт – гомофоб). Это понимание отчасти формирует этическую установку аналитика. Психотерапевт, прежде всего, должен понимать помогающую природу своей профессии. Соответственно, его задача – не осуждать, не оценивать, а помогать. На практике психотерапевту очень сложно уйти от желания навесить клиенту какой-то ярлык («это истеричка, тот параноик, а этот – тревожно- компульсивный»).
Любая терапия начинается с первичной беседы. Есть несколько правил проведения такой беседы. В странах, где развита страховая медицина и где какую-то часть психоаналитических часов оплачивают страховые кассы, бывает так, что первичную беседу и саму терапию проводят разные люди. В таком варианте есть как плюсы, так и минусы. Плюсы заключаются в том, что можно определить клиента к профильному специалисту (например, если клиент очевидно наркозависим). А минусы в том, что все первые проекции, которые клиент проецирует на своего интервьюера, пролетают мимо основного терапевта.
В нашей стране такой вариант – скорее исключение, чем правило. Сам терапевт может иметь как завышенную самооценку (такой считает, что способен работать с кем угодно) так и сниженную самооценку (и тогда он сознательно сужает круг своих потенциальных клиентов, например – «только мальчики-подростки 14-15 лет с проблемами в изучении химии). Начиная работу, терапевт должен по полутонам расписать свои ощущения от клиента – что я ожидал от клиента, как я себе его представлял, откуда он пришел, как я себя вел с ним. Это необходимо потому, что бессознательно мы отражаем больше, чем понимаем сознательно. Даже опытные и продвинутые психотерапевты, приходя на супервизию, могут обнаружить, что они знают о своем клиенте больше, чем думают. Что есть первичная беседа – еще диагностика или уже лечение? Понятно, что первичная беседа, в каком бы виде мы ее не проводили (полуструктурированное, структурированное интервью) – это уже интервенция. Вопросы могут быть типовыми (напр. «расскажите про маму», «расскажите про папу»).
В любом случае здесь предполагается интервенция, уже постольку, поскольку клиент рассказывает что-то лично вам. В этом смысле ни один диалог не обходится без взаимного влияния. Насколько жесткой должна быть структура первичной беседы? Если мы применяем типовые тесты (MMPI, Кеттелл, рисуночные методики типа «дом- дерево-человек»), то структура получается довольно жесткой. А любая жесткая и ригидная структура – это внешние «костыли» нашего Эго: чем более мы не уверены в себе, тем более жесткую структуру мы хотим иметь. Не нужно требовать от клиента больше, чем он готов дать. Вопросы аналитика могут носить уточняющий характер, хорошим вариантом являются вопросы «на расширение» («Я не очень поняла... », «Правильно ли я поняла, что... », «Пожуйте тему»).
Прямое указание на несостыковки и лакуны в нарративе клиента недопустимы. Отдельный серьезный вопрос – понятие нормы. Насколько мы вправе классифицировать клиента внутри себя? Людям с левополушарным образованием бывает очень сложно удержаться от такого соблазна. Но повесив на человека какой-то ярлык, мы бессознательно применяем к нему все свои бессознательные знания о соответствующем ярлыке. В юнгианстве граница нормы является очень широкой, аналитики пользуются классификацией МКБ-10. Кроме того, как только у нас появляется желание классифицировать клиента, мы сразу же начинаем искать подтверждений для такой классификации. Повесили на клиента ярлык «истеричка» – и сразу ищем характерные проявления данного психотипа с целью подтверждения или опровержения гипотезы. Но жизнь Бессознательного не подчинена логике сознания, тогда как мы в данном случае навязываем Бессознательному чуждую ему логику – вместо того, чтобы идти вслед за ним. В ходе первичной беседы очень важно понять, какие переносы на вас осуществляет клиент (прежде всего – по нашим собственным контрпереносам). Клиент может проецировать на аналитика «умную голову», «строгого критика», «собственную мать» и еще много чего интересного. Первое, что вылезает в таких случаях – это его теневые качества. Во время первой сессии часто обсуждаются проблемы сеттинга. Сеттинг включает время и место проведения сеанса. Константность и стабильность сеттинга имеют большое значение, особенно в случае с пограничными клиентами (для таких стабильный сеттинг является единственным «контейнером», который их держит). Сеттинг оговаривается с клиентом на первых сессиях, его упорядоченность – один из признаков того, что мы настроены на глубинную работу и постепенное «вползание» в Бессознательное. А для того, чтобы не утонуть в этом добре, нам нужна какая-то рамка, за которую можно ухватиться. И такой рамкой становится именно наш общий сеттинг.
Сеансы у юнгианцев обычно длятся по 50 минут. Первая сессия обычно дольше (1, 5 – 2 часа), потому как она предполагает уяснение оргвопросов и сбор анамнеза. Отдельно нужно сказать про пропуски. Понятно, что любые пропуски – это сопротивление. Если мы не берем в расчет форс-мажоры типа ДТП, то пропуск сеанса – это всегда про что-то. Иногда юнгианцы вводят правило об оплате пропущенных клиентом сеансов, если отмена произошла непосредственно перед сеансом. Такие меры призваны повысить ответственность клиента. Между аналитиком и клиентом обычно заключается устный контракт. При этом если сеанс отменяет сам психотерапевт, то он клиенту ничего не должен. Абсолютная несправедливость, но это так. Отношения клиента и терапевта изначально ассиметричны.
Иногда аналитик отменяет сессию с тем клиентом, который не может проявить злость (такая провокация получается). Частота сессий также является элементом сеттинга. Традиционный психоанализ – это 4 раза в неделю (а иногда даже 5). Как правило, на практике больше 1-2 раз в неделю нереально. Лучше – 2, но начинать предпочтительнее с одного, дабы клиент перестал бояться сеансов и как-то привык к происходящему. Редкие посещения плохи тем, что терапевту сложнее держать целостную голографическую картинку клиента в голове (причем речь не столько про факты, сколько про ощущения и чувства по отношению к конкретному клиенту). Коммуникация между клиентом и терапевтом не всегда может быть полной и понятной – клиент может использовать какие-то термины (например, профессиональные), непонятные аналитику. Аналитик, в силу навыка понимания своего Бессознательного, должен понимать, где он завидует клиенту, где он злится на клиента, где он ревнует, где презирает etc. Клиенту такая опция недоступна, но он проецирует свое Бессознательное на личность аналитика (например, это может быть проекция архетипа Матери). В свою очередь, аналитик может спроецировать на клиента архетип Ребенка. Очень важно уточнять, кто оплачивает сеансы – сам клиент или его родственники. Оплата должна присутствовать в любом случае. Например, дети, которых приводят родители, предоставляют в качестве «оплаты» свои рисунки, найденные по заданию терапевта желуди или что-то еще. Этот обмен «дать- взять» очень важен, это такая гештальтистская штука.
Понимая, что он должен что-то дать терапевту, клиент держит в голове аналитика и происходящий в ходе сеансов процесс. Если клиент взрослый человек, но он не работает и за него платят родители, то нужно как-то сделать так, чтобы он платил сам. Пускай немного, но сам. Часто запрос, с которым клиент пришел изначально, изменяется в процессе терапии. Иногда человек начинает понимать, что его первоначальный запрос (например такой, как «я икаю» или «у меня свистит в ушах») связан с какими-то более глубинными проблемами. По мере укрепления Эго человек смелеет и начинает обнаруживать свои следующие проблемы, вытащенные из Тени. Иногда терапия оказывается прерванной. Это может быть связано как с банальным отпуском, так и в предоставлении клиенту времени для рефлексии и осознания чего-то важного, или наоборот, закапывания чего-то в песок, зализывания ран.
Помимо надежности и непрерывности, важно, чтобы аналитик соблюдал один и тот же ритуал. Если он начал первый сеанс с того, что встретил клиента в коридоре – то в дальнейшем лучше придерживаться заданного паттерна.
Диктофонами юнгианские аналитики обычно не пользуются, действуя по принципу «что запомнил – то и важно». Между аналитиком и клиентом должна быть определенная дистанция, обеспечивающая комфорт обеих сторон. Телесный контакт в психоанализе вообще не приветствуется – лучше обходиться словами («мне сейчас так вас жаль, что мне хочется вас обнять»)