13 апр. 2018
1280
Огромное количество людей приходит к психологу за жалостью.
Современный человек, выращенный в тепличных условиях индустриальной и постиндустриальной цивилизации, так организован, воспитан, социализирован, у него такая прошивка - его надо жалеть. Его жалели все: мама, бабушка (вспомним Паланика, "мы - поколение, воспитанное женщинами"), затем воспитательница в детсаду, потом подружки и друзья.
А в русском языке жалость, к сожалению, имеет сугубо положительные коннотации. Это наследие многолетней культуры и опыта пребывания в стеснении и ограниченности, где жалко себя и жалко другого. Поэтому призыв "Пожалей меня!", выраженный словесно или невербально - взглядом, жестом, - это призыв разделить с самим собой боль от несовершенства окружающего мира и от своей неустроенности в этом мире.
Пожалей меня, психолог.
Но в том же самом русском языке "жалость" и "жалкий" - однокоренные слова. Если Вы жалеете себя, Вы делаете себя жалкой (или жалким, ох уж это американское He or She...) Если я жалею Вас - я делаю Вас жалкой.
Жалость - это всегда трансляция "сверху вниз". Именно поэтому в детстве она и имеет такое гипнотическое, такое разрушительно-программирующее воздействие на ребёнка: ему бессознательно транслируется, навязывается его ущербность, его постановка на ступень ниже себя, постановка в ранг убогости и ограниченности возможностей. Жалеть считают естественным - но это один из самых травмирующих механизмов манипуляции. Чаще всего она бессознательна, как и бывает у большинства манипуляторов, но реже (и гораздо хуже) применяется в качестве осознанного средства разрушения чужой психики. Вспомните, что Вы чувствовали, когда Вам вдруг сказали "Что-то ты плохо выглядишь. Болеешь? Устаешь?" А ведь Вас всего-навсего пожалели - и придраться вроде бы не к чему. Формально.
Нет, уважаемый клиент. Психолог вас не пожалеет.
Что же есть, если нет жалости? Милосердие.
Не вздыхайте разочарованно: это не словесная эквилибристика, это не замена одного не значащего термина другим, это не уловки старого софиста. Милосердие, как можно увидеть из самого слова, не от ума - оно от другого органа.
Милосердие - это выделение человека из толпы, это признание его не фоном, а фигурой, это восприятие его не в качестве серой массы, а в качестве отличного от неё субъекта. Это и есть тот самый переход от субъект-объектного к субъект-субъектному отношению. Это, что крайне важно, сигнал "Я такой же, как и ты, - а ты такой же, как и я", то есть постановка другого на одну степень с собой, а не на ступень ниже. И в этом принципиальное отличие милосердия от жалости.
Милосердие, как справедливо заметил Довлатов, выше справедливости. "Истина и милосердие да правят в судах" - сказал апостол Павел, но сие применимо не только к судам, а и к любому человеческому общению. Ибо любое человеческое общение есть, в известном смысле, и суд, и исповедь.
Милосердие, в отличие от жалости, стремится к истине: я одобряю тебя не потому, что мир жесток, а ты не виноват. Эту позицию оставим для кухонных посиделок и плача в жилетку мнимого друга, являющегося в действительности бессовестным манипулятором.
Я хорошо отношусь к тебе потому, что мир нейтрален, а ты несовершенен - как и я. Но в нас есть милосердие.
Современный человек, выращенный в тепличных условиях индустриальной и постиндустриальной цивилизации, так организован, воспитан, социализирован, у него такая прошивка - его надо жалеть. Его жалели все: мама, бабушка (вспомним Паланика, "мы - поколение, воспитанное женщинами"), затем воспитательница в детсаду, потом подружки и друзья.
Русский язык, к которому я отношусь с глубокой любовью, бережно и ревниво, устроен во многих своих компонентах так, что программирует нас - так же, как и любой язык. Наши мыслительные и поведенческие стереотипы - это часть языка, они оформлены в языке.
А в русском языке жалость, к сожалению, имеет сугубо положительные коннотации. Это наследие многолетней культуры и опыта пребывания в стеснении и ограниченности, где жалко себя и жалко другого. Поэтому призыв "Пожалей меня!", выраженный словесно или невербально - взглядом, жестом, - это призыв разделить с самим собой боль от несовершенства окружающего мира и от своей неустроенности в этом мире.
Пожалей меня, психолог.
Но в том же самом русском языке "жалость" и "жалкий" - однокоренные слова. Если Вы жалеете себя, Вы делаете себя жалкой (или жалким, ох уж это американское He or She...) Если я жалею Вас - я делаю Вас жалкой.
Жалость - это всегда трансляция "сверху вниз". Именно поэтому в детстве она и имеет такое гипнотическое, такое разрушительно-программирующее воздействие на ребёнка: ему бессознательно транслируется, навязывается его ущербность, его постановка на ступень ниже себя, постановка в ранг убогости и ограниченности возможностей. Жалеть считают естественным - но это один из самых травмирующих механизмов манипуляции. Чаще всего она бессознательна, как и бывает у большинства манипуляторов, но реже (и гораздо хуже) применяется в качестве осознанного средства разрушения чужой психики. Вспомните, что Вы чувствовали, когда Вам вдруг сказали "Что-то ты плохо выглядишь. Болеешь? Устаешь?" А ведь Вас всего-навсего пожалели - и придраться вроде бы не к чему. Формально.
Нет, уважаемый клиент. Психолог вас не пожалеет.
Что же есть, если нет жалости? Милосердие.
Не вздыхайте разочарованно: это не словесная эквилибристика, это не замена одного не значащего термина другим, это не уловки старого софиста. Милосердие, как можно увидеть из самого слова, не от ума - оно от другого органа.
Милосердие - это выделение человека из толпы, это признание его не фоном, а фигурой, это восприятие его не в качестве серой массы, а в качестве отличного от неё субъекта. Это и есть тот самый переход от субъект-объектного к субъект-субъектному отношению. Это, что крайне важно, сигнал "Я такой же, как и ты, - а ты такой же, как и я", то есть постановка другого на одну степень с собой, а не на ступень ниже. И в этом принципиальное отличие милосердия от жалости.
Милосердие, как справедливо заметил Довлатов, выше справедливости. "Истина и милосердие да правят в судах" - сказал апостол Павел, но сие применимо не только к судам, а и к любому человеческому общению. Ибо любое человеческое общение есть, в известном смысле, и суд, и исповедь.
Милосердие, в отличие от жалости, стремится к истине: я одобряю тебя не потому, что мир жесток, а ты не виноват. Эту позицию оставим для кухонных посиделок и плача в жилетку мнимого друга, являющегося в действительности бессовестным манипулятором.
Я хорошо отношусь к тебе потому, что мир нейтрален, а ты несовершенен - как и я. Но в нас есть милосердие.